Зачем академики РАН писали письмо Владимиру Путину, почему одни ученые ждут объединения институтов, а другие яростно противятся, выяснял отдел науки «Газеты.Ru».

Летом этого года начали работать две комиссии Федерального агентства научных организаций: комиссия по оценке результативности деятельности научных организаций, подведомственных агентству, возглавляемая Валерием Рубаковым, и комиссия по развитию научной инфраструктуры организаций, председателем которой является Ренад Сагдеев.

О своей позиции по отношению к деятельности ФАНО рассказал академик Алексей Паршин из математического института имени В.А. Стеклова, один из подписантов письма: «Одна из проблем связана с тем, что от ученых требуют предоставлять информацию, сколько научных работ и когда будет опубликовано. С точки зрения любого человека, понимающего, как развивается наука, это полный бред. Люди же, которые же сидят в ФАНО, относятся к этому абсолютно спокойно.

После принятия законопроекта о реформе РАН и за те три года, что ФАНО руководит научными организациями возможность, время и психологические условия для научной работы во всех без исключения областях науки резко ухудшились.

Нельзя также не вспомнить о следующем случае. Летом 2014 года была создана рабочая группа ФАНО, куда входили представители из академических институтов, которыми уже руководит агентство, а также члены Академии. Мы разработали большой пакет документов — какие комиссии и советы должны быть организованы, регламент их деятельности и параметры оценки научной деятельности институтов. Спустя полгода после образования группы ее деятельность затихла — нас постепенно перестали туда приглашать, хотя оценка научных институтов предполагалась в конце 2014 года.

Тогда же были проведены общественные выборы членов комиссии в интернете, причем в них мог участвовать любой человек, даже тот, который не имеет никакого отношения к науке. Многие активно критиковали такой подход. И вот, летом этого года было объявлено, что комиссия начинает свою работу по оценке.

А ведь от этой оценки будет зависеть судьба многих научных институтов — какие из них останутся, а какие прекратят свое существование».

С другой стороны, некоторые ученые видят в работе ФАНО больше плюсов, чем минусов. Академик Николай Колчанов, директор Института цитологии и генетики Сибирского отделения РАН (ИЦИГ СО РАН), прокомментировал: «Для нашего института первый этап реорганизации заключался в присоединении к нему института сельскохозяйственной академии. В советское время существовала хорошо отработанная схема взаимодействия между прикладными и фундаментальными учреждениями.

Наш институт создавал генетические линии лабораторных животных и растений, которые потом передавались и дорабатывались селекционерами до конкретных сортов.

До 1991 года в результате совместной работы было создано более 40 сортов сельскохозяйственных культур, чистая прибыль от внедрения которых значительно превышала годовой бюджет ИЦИГ.

После распада Советского Союза научные учреждения были закрыты, и связи между институтами разрушились. Исследовательские центры не могли доводить результаты своей работы до практической реализации, и эта проблема является повсеместной для всех институтов Академии наук. В нашем случае создание федерального центра, на базе которого объединились ИЦИГ и сельскохозяйственная академия, позволило нам выстроить схему полного цикла исследований в рамках одного института и поспособствовало ускорению процесса выведения новых сортов вне зависимости от климатических условий.

Тем не менее единых рецептов для развития институтов нет — в каких-то случаях они должны работать самостоятельно; в нашем случае объединение оказалось полезным. В будущем мы планируем, что в состав нашего центра войдут еще два института медицинской направленности — НИИ терапии и практической медицины СО РАН и НИИ лимфологии. С первым институтом мы сотрудничаем уже более 30 лет, и поэтому у наших институтов хороший потенциал интеграции.

Еще одна проблема, от которой страдает современная наука, — то, что в рыночной экономике заказ для науки должен формироваться самой экономикой, то есть частными и государственными компаниями, а этого не происходит. Наука была брошена на произвол судьбы, финансирования катастрофически не хватает. Например, объединенный бюджет трех академий, которые перешли в ФАНО, равен годовому бюджету среднего американского университета. Необходимо увеличить финансирование и выстроить гармоничные отношения между ФАНО и РАН, и тогда дело пойдет на поправку».

С ним согласен Усеин Джемилев, председатель Уфимского научного центра РАН: «Один из факторов, который настораживает руководителей институтов, то, что в рамках реструктуризации институты могут превратиться в отделы с единым юридическим лицом, а их идентичность будет потеряна. Наш центр находится на пути реструктуризации, в рамках которого сохранятся и институты, и их названия, и коллективы. Мы считаем, что это поможет нам оптимизировать структуру центра, консолидировать интеллектуальные силы и объединить материально-техническую базу. Более того, институты смогут участвовать в решении крупных федеральных и региональных программ, ведь, объединившись в федеральный центр, мы повышаем свой статус и авторитет.

Поэтому для ФАНО было бы чрезвычайно важно разработать положение и проводить реструктуризацию в соответствии с определенными алгоритмами, чтобы научному коллективу было ясно, на что они идут и на что они могут рассчитывать».

Однако в отношении необходимости информировать о будущих публикациях практически все сходятся в одном. «Для каждого института требуется «дорожная карта», в которой прописано, сколько статей будет выпущено, в скольких конференциях будет участвовать научное учреждение и так далее. Но научная деятельность — особая область человеческой деятельности, и заранее запланировать, сколько публикаций увидят свет в конце года и сколько будет создано объектов интеллектуальной собственности, можно, но не совсем правильно. Конечно, должны быть определенные критерии оценки научной деятельности сотрудников и организации в целом, но стоит проводить оценку в конце года, а создание прогноза может привести к профанации — люди будут стремиться к написанию нужного числа статей, а на качество это может повлиять отрицательно. Кроме того, критерии лучше создавать внутри учреждения», — пояснил Джемилев.

Глава РАН Владимир Фортов в данном вопросе придерживается нейтралитета. Он сообщил агентству «Интерфакс», что обращение к Владимиру Путину вызвано желанием научного сообщества усовершенствовать функционирование фундаментальной науки в России, а также четко распределить функции в хозяйственно-административном управлении и научном управлении.

«На эту проблему неоднократно указывал президент страны, и это делалось на заседаниях совета по науке при президенте неоднократно. Сегодня стало ясно, что в ходе реформы возникает необходимость провести более четкое юридическое разделение, когда наука находится в РАН, а административно-хозяйственная функция дается ФАНО. Собственно, в этом и проблема», — прокомментировал Фортов.

Представители Федерального агентства научных организаций воздержались от комментариев насчет открытого письма Владимиру Путину.

Как передает пресс-служба ФАНО, «все интеграционные проекты, запущенные на сегодняшний день, были инициированы самими научными коллективами и прошли все стадии обсуждения».

Ранее газета «Коммерсантъ» сообщила, что более ста ученых, в том числе академики и члены-корреспонденты РАН, выступили с обращением к президенту России. Среди подписантов 52 академика РАН, 75 членов-корреспондентов РАН и 18 профессоров РАН. Против ФАНО высказались Жорес Алферов, лауреат Нобелевской премии по физике, и Алексей Старобинский, который рассказывал в интервью изданию о теории рождения Вселенной. Ученые недовольны, что ФАНО претендует на руководство научными исследованиями и проведение оценки эффективности работы научных коллективов помимо хозяйственной деятельности.

Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков рассказал «Газете.Ru», что Владимиру Путину было доложено о письме ученых РАН.

Анастасия Лебедева