​Директор Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН рассказал о разработках, вине недропользователей и методах «лечения» нефтяной залежи.

Не мог пройти мимо будущего профессионального праздника нефтяников и газовиков. Стремимся к цифровой экономике, думаем, как уложить в коробочку интеллект, сделать из громоздкого миниатюрное, из общества потребления общество созидания, - а бюджет, он, понимаешь, на недрах держится, и хочешь не хочешь, а на чувствительную отрасль, от которой зависят денежные потоки, приходится обращать пристальное внимание. Но сегодня не о марже хочется говорить, а о том, что вообще ждет добытчиков черного золота. Какое будущее? И есть ли у практики смычка с наукой, теми самыми учеными индивидуумами, на которых делают ставки. Наш собеседник - доктор технических наук, профессор, директор Института нефтегазовой геологии и геофизики имени А. А. Трофимука Сибирского отделения Российской академии наук (ИНГГ СО РАН) Игорь Николаевич Ельцов.

КТО ДОПУСТИТ СТУДЕНТА ДО СКВАЖИНЫ

- Ваш институт весной выступил с необычной инициативой. Из ваших уст и из уст ваших коллег прозвучало предложение открыть на территории Северного района области, где начинаются Васюганские болота и ведется добыча нефти, очередной, теперь нефтяной технопарк. Трудно понять, каким образом в непролазной тайге все это будет работать...

- Наша организация называется Институт нефтегазовой геологии и геофизики. Это единственный в России научно-исследовательский институт, который занимается всеми направлениями, связанными с разведкой, обоснованием запасов минерального сырья, с экономическими процессами, происходящими в отрасли, с логистикой, геофизикой и др. Мы не образовательная организация, не университет, но мы работаем в тесном контакте с двумя крупнейшими университетами Новосибирска - классическим (НГУ) и техническим (НГТУ). И там, и там у нас есть кафедры, где готовятся специалисты для работы в нефтегазовой сфере. Мне совершенно очевидно, что в нашей системе подготовки кадров в университетах соответствующих специальностей должна быть большая часть практикума. Где, в конце концов, получать профессиональные навыки? Попасть в скважину к самым лояльным компаниям и недропользователям для нас представляет гигантский труд. И надо понять работодателей: пускать кого-то с какими-то приборами, неопределенными по надежности, в скважину - это риск. То, что нам нужно, - возможность проводить разноплановые эксперименты. Это может касаться и геофизического оборудования, и геохимических приборов, которые разрабатываются в том числе, и в нашем институте. Это должны быть натурные испытания новых технологий. Очень многие перспективы повышения нефтеотдачи сегодня завязаны на химии нефти, на возможности изменения ее свойств. Например, в Сибирском отделении РАН в этой области работает целый Институт химии нефти (г. Томск). И у них тоже самая большая проблема - провести эксперимент на натуре. Потому что процессы, происходящие в нефтяной залежи, плохо масштабируются. Законы подобия во многих таких задачах отсутствуют. Перенести очень хороший результат с лабораторного стола в скважину мы не имеем права, не проверив его в естественных условиях (In Situ). И такие эксперименты очень нужны для того, чтобы отлаживать новые технологии, новые способы воздействия на нефтяной пласт.

У Верх-Тарского месторождения, которое находится в Северном районе Новосибирской области, плохая история: вместо полноценных четырех стадий и десятилетий, которые это месторождение могло прожить при рациональной разработке, оно прошло весь цикл за 10 лет эксплуатации. Оно состарилось, не будучи в полном расцвете, - и это, конечно, в основном вина недропользователей. Надо было подойти к разработке, может быть, с большим умом, к науке обратиться. Сегодня там добыча упала, и нужны серьезные меры для того, чтобы реанимировать месторождение. Сложная нефтяная залежь, по словам профессора Н. П. Запивалова (первооткрывателя Верх-Тарского месторождения, который, несмотря на свой почтенный возраст, до сих пор трудится в институте. - Прим. авт.), самовосстанавливается. И как земля, которая находится под парами, точно так же и залежь - если дать ей отдохнуть, отдаст свои запасы. (Примеры такие есть. Скажем, чеченская война на несколько лет парализовала нефтяную промышленность и, к удивлению специалистов, оказалось, что некоторые месторождения, которые были выведены из эксплуатации из-за этой национальной трагедии, за годы войны восстановились). Есть скважины на нефтяных месторождениях в США, история которых рекордна - более 100 лет. Это частные скважины, которые очень рачительно, рационально эксплуатировались и передавались из поколения в поколение. Там не гнались за сегодняшними высокими дебетами - там думали о том, как продлить жизнь месторождения. Я тоже считаю, что один из способов продлить жизнь скважины - это щадящий режим ее эксплуатации.

Возвращаясь к Верх-Тарскому - Н. П. Запивалов стал генератором идеи, суть которой - открыть на базе месторождения научно-образовательный центр. Месторождение не очень прибыльное, на нем сделано много ошибок, на которых будущие поколения нефтяников, геологов, геофизиков можно научить рачительному использованию наших богатств. Давайте его превратим в полигон, давайте восстановим историю освоения, давайте поймем, какие неверные решения были приняты, и будем знать, как сделать все правильно.

- А как вы представляете работу такого научно-образовательного детища?

- Николай Петрович Запивалов - уникальный человек, он, можно так сказать, патриарх нашей отрасли и помнит работу советской системы хозяйствования. Но сейчас решения принимаются иначе... В СССР решением Политбюро можно было создать Академгородок или запустить атомный проект. Идея создать нефтяной научно-образовательный полигон на базе месторождения - привлекательная. Должна быть площадка, на которой можно будет учить студентов, испытывать, опробовать разные подходы и идеи. Но вот вопрос: как это сегодня реализовать? Какой статус, организационно-правовую форму придать? Я вам не предложу таких механизмов. Мы не решим этот вопрос на уровне области, СО РАН, потому что есть собственник, есть действующая лицензия. Думаю, все это должно решаться на государственном уровне.

 Остров Самойловский. Якутия. Вид на международную научно-исследовательскую станцию из иллюминатора вертолета. Фото Алексея Фаге​.

​«ВЗРЫВАЛИ, ПОТОМУ ЧТО ХОТЕЛОСЬ МНОГО ДЕНЕГ»

- На многих месторождениях, чтобы увеличить добычу, дебет нефтяных скважин, прибегают к методу гидроразрыва пласта (ГРП). Но сейчас появились высказывания, что это варварское отношение к недрам...

- Если бы дипломированного доктора в XVIII веке спросили, что сделать с человеком, у которого температура, если его знобит, он бы вам «квалифицированно» ответил: надо сделать ему кровопускание. И даже в чеховскую эпоху это было популярно. Сегодня же медицина утверждает, что этот способ в одном случае из тысячи не наносил человеку вреда. А в остальных случаях человек получал прямой вред для здоровья. Были известны и другие «радикальные» способы лечения: например, человеку давали опиум. Больной становился весел, жизнерадостен, чувствовал прилив сил - очевидно, мы его вылечили! ГРП примерно то же самое, начинает понимать наука. Но сегодня сделали ГРП - завтра зазвенели нефтедоллары. Стратегию освоения недр начинает определять бизнес. А надо бы по заказу государства провести серьезные исследования, выработать научно обоснованные методы «лечения» нефтяной залежи, а затем их применять вместо «кровопускания». Ведь недра принадлежат народу, и государство не должно утрачивать свою регулирующую роль.

 А это уже вид международной арктической научной базы со стороны реки. Фото Алексея Фаге.

КТО ВОЙДЕТ В СВИТУ?

- Сейчас идет много разговоров о так называемой баженовской свите, огромных, космических запасах углеводородов в нашей стране. Многие даже ставят знак равенства между свитой и сланцевой нефтью, называя это нашей панацеей, гарантией безбедного будущего. У меня сложилось представление, что это действительно нечто огромное, не поддающееся логическому объяснению.

- Да, баженовская свита распространена на территории примерно в один миллион квадратных километров в Западной Сибири, в Восточной есть ее фациальный аналог - куонамская свита. Если Россия хочет оставаться одной из ведущих нефтяных держав мира, мы сегодня должны прикладывать гораздо больше усилий для того, чтобы удержать это лидерство. К тому же нам необходимо сохранить уровень добычи, который составляет в стране порядка полумиллиарда тонн нефти в год. Это нужно для того, чтобы обеспечить выполнение амбициозных целей и программ, которые намечены президентом. Если нефти будет меньше, мы не выполним ни одну из этих программ. Ну и конечно же, надо иметь в виду еще одну данность. Структура нашей экономики, нашего бюджета такова, что существенная часть углеводородов идет на продажу, и это пополняет наш бюджет.

В самые пиковые времена доход бюджета составлял до 80% от продажи нефти. Сегодня цифра составляет порядка 50%, и это значительная часть валютных поступлений в бюджет страны. Однако нужно смотреть в будущее. В завтра, которое наступит через пять - восемь лет. Что мы, геологи, там предвидим? Добыча нефти на тех месторождениях, которые разведаны, которые называют традиционными резервуарами, начинает падать. Существенная часть (более 50%) российской нефти идет с тюменского Севера, из Ханты-Мансийского округа, и там сейчас исчерпана половина запасов. Вторую половину добывать будет сложнее, так как месторождения находятся на поздней стадии разработки. Чтобы предотвратить падение добычи, которая неизменно наступит в ближайшие годы, нам обязательно нужно подготовить альтернативную базу. Самый большой источник возможных наших нефтяных богатств, которые будут извлекаться завтра, - да, это нефть баженовской свиты. По одним оценкам, там накоплено примерно 20 миллиардов тонн, по оценкам академика А. Э. Конторовича, более скромным, - 12 миллиардов. Но это примерно столько, сколько вообще добыто за всю 60-летнюю историю освоения Западной Сибири. Баженовская свита занимает половину Западно-Сибирской нефтегазовой провинции, она исключительно богата углеводородами. Но как вы правильно говорите, сегодня в стране кто только не занимается баженовской свитой. Есть проекты практически во всех крупных компаниях. И все равно, несмотря на усилия корпоративной науки, не подготовлены прорывные, научно обоснованные решения для освоения этого действительно нетрадиционного источника углеводородов. Мы считаем, что сегодня нужно провести на современном уровне развития науки и техники массированный, скоординированный государством штурм этой фундаментальной научной проблемы.

- Недавно было интервью, в котором упомянутый вами академик Алексей Конторович сказал, что для реализации проекта «Баженовская свита» России потребуется интеграция многих научных направлений, сравнимая с той, что необходима для создания программ покорения космоса.

- Нефть, которая, собственно, заперта в баженовской свите, отличается тем, что содержится в очень сложном поровом пространстве. В каком-то смысле это сланцы, но абсолютно не тождественные сланцам американского Баккена. В тех геологических условиях, в которых находится коллектор (давление в сотни атмосфер, температура от 70 - 80 до 100 и более градусов), - это породы не твердые, как традиционные коллекторы, а пластичные. Их скелет сложен битуминоидами и в этом смысле не может разрабатываться как сланцевые коллекторы США. Я назвал только одну особенность баженовской свиты. На самом деле там очень много подводных камней. Сегодня нет масштабной национальной программы, которая координировала бы специалистов, имеющих компетенции в разных аспектах этого вопроса. Мы хорошо знаем геологию, геохимию баженовской свиты. Наше слабое место - это технологии добычи, разработки. На мой взгляд, сегодня тема баженовской свиты раздергана по разным организациям, по разным ведомствам: в Сколково - свои проекты, в МГУ - другие, в нефтегазовых компаниях - третьи, занимается этим и наш институт. Я считаю, что при отсутствии координации все мы, как лебедь, рак и щука, тянем воз в разные стороны. Проект ТРИЗ-центра (речь о трудноизвлекаемых запасах нефти), который предложен нашим институтом в рамках развития Академгородка (проект «Академгородок 2.0»), - и есть попытка скоординировать усилия всех специалистов. Это должен быть действительно междисциплинарный проект, аналогичный космическому или атомному. Ну и конечно, национальные интересы… В вопросах энергетической безопасности промедление недопустимо, как было и в атомной, и в космической гонке.

Арктика - это еще и олени... Фото Алексея Фаге.

ПЕРВООТКРВАТЕЛИ В ТЕНИ

- Когда говорят о баженовкой свите, никто не говорит о первооткрывателях. Кому принадлежит эта честь?

- На самом деле я ровесник факта открытия баженовской свиты. Величайший ученый Сибири Фабиан Григорьевич Гурари в 1959 году выделил эту свиту как отдельный геологический объект. Это сделал именно новосибирский ученый, сотрудник Сибирского института геологии, минерологи и геофизики минерального сырья.

- А как он установил масштабы?

- Он ее выделил как особый нефтесодержащий геологический объект, а потом началась длинная эпоха изучения - и через 10 лет в 1969 году на Салыме был получен первый фонтан баженовской нефти. Там оставили след очень многие специалисты: например, Иван Иванович Нестеров, который сегодня работает в Тюмени и который является тоже своего рода патриархом нефтяной геологической науки. Много этой темой занимались и занимаются сотрудники нашего института: несколько лабораторий давно работают над этой темой, и, когда мы говорим, что центр компетенций в значительной степени находится здесь, в Новосибирске, это не является преувеличением, как, впрочем, и по другим направлениям. Мы говорим, что начиная с 1945 года штаб нефтяной геологической науки сосредоточен в Новосибирске. Знаете эту историю, когда на второй день после Победы в Великой Отечественной войне в Новосибирске прошло выездное заседание Академии наук, которое определило направления поисков и разведки углеводородов? Эпохальное заседание! Тогда это был Западно-Сибирский филиал Академии наук СССР, здесь собрались ведущие специалисты Советского Союза, и отсюда уже через несколько лет началось массовое освоение территории, о которой еще никто не знал как о нефтяной кладовой страны, - территории Тюмени, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов. Никто не знал, что там будет большая нефть, но в Новосибирске были организованы большие экспедиции, развивалась наука. И спустя 10 лет после этого были сделаны первые открытия, а в 1970-х нефть и газ пошли рекой, Россия вошла в число ведущих нефтегазовых держав мира... Ну а в 1959 году, работая с геологическими материалами, Фабиан Григорьевич Гурари открыл баженовскую свиту, правда, факт этот был опубликован год спустя, в 1960-м.

- Почему ее так назвали?

- Обычно названия свит (свита - это объект в стратиграфической - возрастной классификации геологических слоев) дают по географической привязке: к реке или территории. Эту свиту назвали по имени села Баженово, которое расположено на берегу Иртыша. Кстати, по необычному правилу названия свит пишутся с маленькой буквы, хоть и являются именами собственными.

АРКТИКА НАЧИНАЕТСЯ В НОВОСИБИРСКЕ

- Ваш институт известен еще и тем, что вы занимаетесь арктическими исследованиями. На острове Самойловский в Якутии у вас научно-исследовательская станция...

- Про Самойловский можно много рассказывать. Сейчас там лучшая в России полярная станция, которая функционирует круглогодично и позволяет вести исследования по широкому спектру направлений. Так сложилось (может, в этом есть элемент случайности), что после ее строительства (кстати, по распоряжению тогдашнего премьер-министра России Владимира Путина), станцию передали в ведение нашего института. Потратив полмиллиарда государственных средств на строительство и полмиллиарда рублей на обустройство и содержание, было принято решение отдать ее в надежные руки. И такой устойчивой в финансовом смысле структурой руководство Сибирского отделения и страны посчитало наш институт. Сегодня, по прошествии пяти лет, я являюсь ярым сторонником развития этой станции в качестве подразделения нашего института. Мы уже зарегистрировали ее как объект инфраструктуры национального масштаба. Сегодня работаем над документами, оформляем научно-исследовательскую станцию как центр коллективного пользования. С апреля по октябрь на базе работают до 200 ученых. Они представляют порой два-три десятка российских и зарубежных организаций. Вокруг станции сегодня сформировалась, на мой взгляд, очень перспективная тематика, разрабатываемая международной командой энтузиастов. Моя задача как директора Института нефтегазовой геологии и геофизики - максимально использовать ресурсы станции для работ по нашим основным направлениям.

Экология, эманация газа, деградация мерзлоты - тематика, которая тоже важна для нефтяников. Но если говорить о климате - вы знаете эти спекуляции вокруг потепления и похолодания, которые иногда муссируются «учеными». Климат - очень сложная система, и мы, как геологи, может быть, лучше других представляем, что в геологической истории Земли эпохи потепления и похолодания имели совершенно другой масштаб, чем сегодня. И ключ к разгадке вопросов об изменении климата лежит в изучении палеоклиматов. Сегодня на Самойловском работают наши стратиграфы, палеонтологи, которые, изучая ископаемые остатки, древнюю фауну, флору, определяют, какие там были климатические обстановки. Когда-то там росли пальмы, сегодня растут растения, очень близкие к эдельвейсам. То есть эта территория, которая находится на 74-й широте, за полярным кругом, в геологическом прошлом была довольно комфортной для проживания. В летнее время - там было теплее, чем в Новосибирске. Но были и другие эпохи - очень глубокого похолодания. Так вот, эта территория уникальна тем, что она, наверное, одна из немногих точек земного шара, в которой практически нулевое техногенное, антропогенное воздействие. Там можно изучать природу, отложения, составы в почвах, захороненные в мерзлоте в первозданном виде. Кроме того, открытия на шельфах Баренцева моря, Карского моря наводят нас на мысль о больших потенциальных возможностях для скоплений углеводородов. Просто сегодня эта территория практически не изучена или изучена очень слабо.

Еще два немаловажных аспекта. Новосибирский национальный исследовательский университет (НГУ) сегодня позиционируется как одна из немногих организаций, которая готовит специалистов, ученых для работы в полярных условиях. На собранных в Арктике научных материалах делаются дипломные работы бакалавров и магистров, работают наши аспиранты. Наш основной зарубежный партнер - немецкий Институт полярных и морских исследований имени Альфреда Вегенера, сотрудничающий с Россией с 1959 года. На самом деле наука - лучший способ налаживать отношения между государствами, это и есть научная дипломатия, к которой призывает нас президент. В этом смысле это один из знаковых долгосрочных проектов России, который пережил не один десяток правительств и который объединяет нас с другими странами мира в стремлении больше знать о Земле.

​

 Арктика с высоты... Фото Алексея Фаге.

«КАК РАНЬШЕ - ТАК НЕ БУДЕТ!»

- Вы частый гость в СМИ, но почему-то не новосибирских, а тех, что представляют регионы, где нефть действительно льется рекой. Почему?

- Если говорить без пафоса, по-честному, в Новосибирске, Академгородке, журналисты пресыщены авторитетами, экспертами. Удивительно, что вы ко мне пришли: обычно по нефтяной тематике идут к академику А. Э. Конторовичу, по геофизической - к академику М. И. Эпову… Если я еду в командировку в Салехард, меня почти всегда приглашают на телевидение или просят интервью для прессы. Причина очень простая. Там дефицит «медийных» ученых, а население молодое, склонное ко всему новому. У меня свой взгляд на многие научные и социальные вопросы, я никогда не отказываю СМИ.

- Вы организатор или практик? Я прочитал, что пишут о вас студенты: «Хочется слушать ваши лекции бесконечно...»

- В 2017 году, чуть больше года назад, меня избрали директором. «Червь» по поводу того, что, если бы я не занимался администрированием, я бы сделал больше в науке, живет во мне. Но я осознаю, что работа директора, общение с научной элитой и, конечно (для меня это важно в первую очередь!), с молодежью, со студентами - это мое. И я был бы не я, если бы занимался одной наукой. Я стараюсь все сочетать: чтобы быть интересным для студентов, чтобы успевать публиковаться, чтобы растить своих учеников. А как директор, я за год сделал уже достаточно много. Хотя понимаю и другое: мы уже изнеженные, избалованные. Предыдущие поколения геологов были другими, они совершили подвиг, вывели страну в ряд передовых нефтегазовых держав, обеспечили нашу сегодняшнюю благополучную жизнь. Когда я смотрю, как наши геологи осваивали Север, Сибирь - искренне восторгаюсь и горжусь предшественниками! Они были первыми, жили в палатках в заснеженной тундре. За геологами шли нефтяники и только потом строители. Но сменилась эпоха, и надо осознать: тех подвигов уже не будет. Однако у сегодняшнего поколения геологов и нефтяников тоже есть свое предназначение.

Владимир ЛОГИНОВ