LT: Сегодня в России, с одной стороны, наблюдается бум поэзии в социальных сетях, но с другой — нет каких-то серьезных поэтических школ и традиций. Как вы можете это прокомментировать и с чем связываете такой феномен?

АЛЕКСАНДР САМОЙЛОВ: С одной стороны, действительно, средний уровень написания стихов сегодня повысился. Сейчас любой грамотный человек может написать стихотворение или даже не одно. То есть количество людей, которые пишут стихи, увеличилось. В этом феномене, безусловно, сыграли большую роль социальные сети: больше охват аудитории, больше читателей, чем в печатных альманахах стихов.

Но с другой стороны, поэзия, конечно, утратила свое место, которое она занимал в 60‑е, 70‑е, 80‑е годы. Поэзия сегодня «мутирует» в сторону развлечения. Она уходит на чужое поле игры, например, массового кино или популярной музыки. Стихи — это уже не философские откровения или эстетические прозрения. Авторы пытаются быть проще, говорить современным языком на поверхностные темы и подстраиваться под мнения и настроения широкой аудитории. Поэтому последний бастион высокого искусства под названием «поэзия», начинает шататься и падать под напором массовой культуры.

Проблема поэтов в том, что у них нет такой инфраструктуры, как, например, у тех, кто занимается кино. Там тоже есть сложности, но тем не менее существуют системы кинопроката, кинофестивалей. То есть продукт кино практически всегда дойдет до своего зрителя. У поэтов отсутствуют такие возможности общения со своими читателями. Отчасти потому, что мир поэзии мал и варится в собственном соку. Отчасти — в отсутствии хоть сколько-нибудь финансируемой базы. И в этой ситуации лишь у низкопробной поэзии есть шанс легко и быстро доходить до своей аудитории. Недаром сейчас массово так популярны лишь «стишки-пирожки» или излияния чувств экзальтированных дам.

А что насчет творцов от поэзии: отсутствие в последние примерно 20 лет великих стихов и больших поэтов связано также с тем, что всем удобнее работать на массы?

По-настоящему творческие величины всегда появляются на фоне больших стилей и нарративов. Это происходит в одномерном обществе. Яркий пример — советское время: тогда все были практически одинаковыми. Точнее, людей таковыми пыталась делать система. В настоящее время общество очень сильно сегментировано: существует большое количество групп, движений, объединений. И сегодня человек может реализовывать себя в совершенно разных занятиях, иногда даже одновременно. И поэт становится всего лишь частью одной из множества социальных страт, он не может объединить всех своим творчеством, как это было раньше. В этой реальности есть лишь более популярные поэты (а зачастую — поэтессы), которые собирают целые залы или клубы с элитой и у которых есть райдеры на выступления. И есть менее популярные, которые за свой счет едут читать стихи в другие города и у которых не всегда есть средства, чтобы издаваться.

Поиск человека, который бы объединил всех и был бы вне каких-то ниш, — это сродни тоски по искусственному интеллекту. Я полагаю, что это может быть только мечтой в сегодняшней ситуации. Маяковский говорил: «Улица корчится безъязыкая». Всем нам хочется, чтобы пришел какой-то мессия — человек, который бы выразил наши общие чаяния, образно, но понятно сформулировал наши мысли и дал нам голос. Сейчас этот голос, который когда-то мог дать поэт, является единственным, что есть у нас. Ведь всё, что происходит вокруг нас сегодня, касается лишь нашего голоса — в прямом и переносном смыслах. Всюду говорят, что голос каждого — уникален, это самое ценное, что есть у человека, это даже сам человек. Если представить, что появляется большой поэт, что он сделает? Он заберет у каждого человека его голос и отдаст людям свою речь. Осознанно никто на такую операцию соглашаться, конечно, не хочет. А большие творцы хотят именно такого эффекта от своей поэзии.

Люди же, которые намеренно пишут стихи для массовой аудитории, занимаются совершенно другими вещами — это поэтический «дизайн». В их мире есть такие простые понятия, как читатель-заказчик и поэт-исполнитель. И это нельзя очевидно назвать «хорошо» или «плохо». Это просто нечто иное, чем настоящая поэзия: отдых или развлечение. И для подобных функций существование такой «недопоэзии» очень даже оправдано и необходимо.

Таким образом, когда вы начнете писать стихи, сегодня у вас есть лишь две дороги. Первая — это потакать массам, не копать глубоко и вкладывать больше сил в увеличение своей популярности, чем в оттачивании поэтического слова и образности языка. И вторая — это премиальные толстые поэтические журналы, общение в узком кругу экспертов и критиков и работа на узкий, элитарный круг читателей.

Исходя из этого метафоричного вывода, тогда по какому пути идете вы?

Некоторое время назад я сам не мог понять, по какому пути я иду. С одной стороны, я жил близкой к богемному образу жизни, публиковался в поэтических журналах. С другой стороны, конечно, хотелось, чтобы большее количество людей меня читали. И тогда я для себя придумал такую форму бытования в литературном процессе, как книжный магазин «Поэзия». Даже на фестивале «Книжная Сибирь» я присутствую в двух ипостасях: как участник я представляю свой магазин, а как эксперт — читаю и обсуждаю стихи. И в итоге я балансирую в двух мирах: нахожусь в узком кругу людей от поэзии, но и стремлюсь выйти к людям. В этом своем образе мне бы хотелось разобраться самому и помочь разобраться остальным в вопросе восприятия поэзии. Здесь тоже нужно искать золотую середину. Потому что сегодня существует либо тяжеловесный и глубоко экспертный разбор стихов от профессиональных критиков, либо совсем обывательская оценка поэтического творчества категориями «нравится — не нравится». И в своих поисках я пока пришел к одному выводу: литература не должна и не может быть высокой, элитарной, высокодуховной. Это та же самая наша действительность, только с другого ракурса, некая иная точка зрения, что-то, к чему вы не привыкли.

Как ваша работа в сфере маркетинга влияет на поэтическую деятельность?

Занятость в рекламной среде мне не помогает и не мешает. Возможно, это меня дисциплинирует с точки зрения работы по установленному графику, осознания ответственности. А еще — закаляет. Потому что принято считать, что в любых проблемах предприятия или бизнеса виноват всегда отдел маркетинга. Всё это лишь косвенно влияет на меня как на поэта. Точнее, на мой подход к работе, но не на сами стихи. Поэтому я просто снова балансирую между работой и творчеством.

Вообще, романтический образ поэтов как недосягаемых творцов из замков или харизматичных юродивых из-под крыш домов до сих глубоко сидит в представлении большинства людей и сегодня. А между тем в эпоху классицизма поэт был простым придворным, который воспевал величие правителей. Возможно, именно искаженное российское представление о поэтах как о небожителях вызвано тем, что только в нашей культурной традиции поэзия была занятием аристократов. Пушкин вполне считал себя ровней императору и вел с ним диалог не подобострастно. А в западной традиции поэт мог лежать в канаве, откуда его вынимали, отмывали и вели ко двору правителя, где он получал задание на очередную поэму.

Какое будущее вы бы желали для российской поэзии?

За рубежом сегодня существует разные примеры статуса поэзии, и выбрать, какой из них подходит нам, очень сложно. Например, в США существует поэзия при университетах и в каждом из них есть ставка поэтов. Внутри этого сообщества идет жизнь, выходят собственные сборники, а в правительственном бюджете Америки даже есть строка об «иррациональных расходах». То есть о том, чего чиновники не до конца понимают, но удовлетворить потребности этих групп всё равно необходимо. В эту категорию попадают и поэты. Есть другой путь развития поэзии — как в Японии. Там до сих пор сильны их стихотворные традиции. Поэзия в Японии сегодня пользуется бешеной популярностью, а сами поэты — настоящие звезды. В этом контексте поэзия как бы встраивается в общественное сознание.

Мне кажется, что в нашей стране будущее поэзии во многом зависит сейчас от самих поэтов. Они должны развернуться к читателю, а не только быть сосредоточены на экспертном признании. Ведь любовь аудитории — это более весомая оценка и долгоиграющая вещь. И это я говорю именно о настоящей поэзии, а не о подделках под нее, с которых начинался разговор. Хотелось бы, чтобы в будущем в книжных магазинах был хотя бы один шкаф с актуальными и живыми поэтами-современниками. Со своей стороны я буду продолжать развивать магазин «Поэзия», хотелось бы, чтобы он начал приносить какие-то деньги. Кстати, о деньгах: это еще одно, последнее, мерило, которое у нас осталось, наравне с голосом. Мне бы хотелось, чтобы поэзию воспринимали как нормальную человеческую деятельность, за которую можно и нужно получать деньги.

Статус поэзии в нашей стране я бы заключил в следующую, актуальную времени метафору. Проблема поэзии состоит в том, что она использует речь. А слова — это не средство общения или передачи информации. Речь — это средство «затуманивания»: можно сказать что-то, и все вокруг, кроме вас самих, поймут это по-другому. Или каждый поймет по-своему. Или вы сами не поймете и запутаетесь. И в этой связи главным средством коммуникации становится удар. Поэтому, когда кого-то, особенно публично, начинают бить, то это можно воспринимать как донесение четко понятной информации. И в такой реальности поэзия, к сожалению, становится уже не важна.