Важная черта подросткового сленга — чрезвычайное непостоянство, поэтому было бы ошибкой считать, что можно выучить подобные обороты и знать понятный детям язык. В Интернете и в устной речи встречаются такие слова как лол — от английского laughing out loud (громко смеяться вслух) — и кек — звук смешка, который пришел из жаргона геймеров. Только вы успеете выучить лол, как все уже говорят кек, а затем их и вовсе сменяет рофл — rolling on the floor laughing: кататься по полу от смеха, или более привычное «ржу не могу». В молодежном сленге и в интернет-языке часто используются такого рода сокращения. Многие ругают эти слова из-за заимствования из иностранных языков, но они при этом моментально осваиваются и включаются в систему русского: так, от рофл появился глагол рофлить.
Подобным жаргоном подростки создают свой мир, недоступный для посторонних: это будто пароль, который надо часто менять. Новые единицы в языке появляются по ряду причин: прежде всего, жизнь постоянно движется вперед, и потому нужно изобретать современные слова для описания этих явлений или же изменять значения старых.
— Ко мне как-то подошла дочь и начала рассказывать, что у нескольких ее друзей дни рождения: соответственно, нужно много подарков, — делится Ирина Левонтина. — Она попросила «дать пятихатку», и я удивилась такой сумме, ведь предполагала, что в виду имеется 500 рублей. Оказалось, для подростков пятихатка обозначает 5 000. Подобная языковая инфляция совершенно нормальна: раньше «косарь» подразумевал 100 рублей, сейчас — 1 000.
Перемены в жизни всегда отражаются в языке. В русском есть настоящее «репортажное» время — трансляция с места события, — которое раньше встречалось редко. Например, футбольный комментатор говорит, что прямо сейчас спортсмен обводит кого-то мячом, или журналист описывает в тексте события в настоящем времени, хотя они уже давно прошли. С изобретением мобильного телефона стало нормальным сказать «я вхожу в лифт».
Не менее важная вещь, влияющая на появление нового в языке, — со временем проходящая мода на слова, синтаксические конструкции, словообразовательные модели. Например, в наши дни активно используется падик — вместо «подъезда», варик — варианта, контик — ВКонтакте. Конечно, это не ново: давно известны лексемы телик, велик, но актуальным такое употребление стало именно сейчас. Другая модель — сокращение без уменьшительных суффиксов: сиги — сигареты, препод, преп — преподаватель, чел — человек.
— Часто я слышу, что это упрощение: подросткам якобы лень нормально разговаривать, — поясняет исследовательница. — Отчасти это верно, но в языке в целом длинное обычно сокращается, а короткое удлиняется. Так, есть выражение на корточках, а в сленге образуется «варик» на кортах. Чуть позднее появляется на кортанах: здесь уже не скажешь, что это изменение ради простоты. Просто первое успело приесться, поэтому и появилась другая вариация.
Скорость оборачиваемости новых явлений сильно увеличилась благодаря интернет-коммуникациям. В XIX веке Иван Сергеевич Тургенев придумал слово нигилист. Его роман о нигилистах на карете отвозили в какое-нибудь поместье к читателю, а тот отправлял письмо другу, рассказывая о новинке. В итоге, на ее освоение могло уйти десятилетие. Сейчас механизмы те же — меняется только скорость: человека в ту же секунду читают сотни тысяч людей, делают перепосты, и информация получает максимальное распространение.
Некоторые лексемы особенно часто подвергаются сленговым изменениям: например, обозначающие оценку чего-либо — хорошего или плохого. Раньше в положительном смысле использовались классно, клёво, круто, а сейчас — огонь! Это явление было распространено и в другие времена: так, в фильме «Дорогой мой человек» молодые люди читают анкету Маркса и одна из героинь постоянно повторяет: «Колоссально»! Не так давно модными словами со схожим смыслом стали позитивное хайп и негативное зашквар.
— Первое еще недавно означало шумиху, ажиотаж, а потом вдруг стало пониматься в более размытом значении — как что-то хорошее, модное, интересное, — поясняет Ирина Левонтина. — Может, вы видели рекламу телефонного тарифа с Дмитрием Нагиевым, где он показывает приятные вещи из своего времени: так, джинсы-варенки — это хайп, нечто годное. Собеседник в ответ демонстрирует ему спиннер и с надеждой спрашивает: а это хайп? Нет, отвечает Дмитрий, это — зашквар. На зашкваре, кстати, видно, как речевые единицы бытуют в языке.
Зашквар имеет три области бытования и смысла: во-первых, это слово лагерного жаргона. Зашквариться — коснуться опущенного и тем самым себя скомпрометировать. Несколько лет назад лексема попала в общий язык и стала активно использоваться в интернет-коммуникации: как что-либо тебя компрометирующее. Не так давно оно стало популярно в подростковом жаргоне. Конечно, молодежь не вносит такое значение: для них это явление, раньше обозначавшееся словом отстой: выражением отрицательной оценки в сочетании с пренебрежением. Со временем отстой наскучил, потерял остроту и выразительность. Нужно было что-то новое, и тут подвернулся зашквар.
На этом примере видна динамика развития значения: конкретное, связанное с определенной лагерной ситуацией, оно расширяет смысл, после чего попадает в сленг, а в итоге вообще оставляет за собой только пренебрежительное отношение. Причем все эти варианты существуют и употребляются разными носителями одновременно. Мы часто думаем, что знаем русский язык, но на самом деле нам обычно известна только одна версия того, как говорят люди неподалеку, — в социальном и территориальном отношении.
В 1990-е источником новых речевых единиц была реклама: гламур, шопинг. Также оттуда вошли грамматические конструкции: в другом цвете, другом размере. Сейчас много слов приходит из компьютерного сленга и жаргона геймеров. Например, днище — резко негативная оценка — или затащить (олимпиаду, конкурс) — то есть победить. Зачастую жаргон остается жаргоном, потому что люди живут замкнуто. Только при смешении социальных групп начинается языковое движение.
Сленговое слово может оказаться однодневкой и быстро забудется или же войдет в общий язык, потеряв жаргонность. Пример такого — чувак: оно существует уже давно, пришло из речи джазистов к стилягам, рокерам и используется до сих пор.
— Потом родители, услышав подобное от детей, ругаются: мы-то никогда такого не говорили! — добавляет Ирина Левонтина. — Однажды мне стало интересно, что произошло с такой мощной вещью, как системный сленг — язык хиппи. Я попросила свою дочь, которая тогда была в шестом классе, провести исследование среди 50 ровесников. Выяснилось, что некоторые лексемы совершенно утрачены: никто не понимал, что значит аск — выпрашивать деньги у прохожих («нааскать три рубля»).
В то же время, всем были известны фенечка, постебать, почти всем — линять в значении «быстро уходить». Стебать означает высмеивание и имеет диалектное происхождение — тот же корень, что и в стегать — уязвлять. Слова драйв, ништяк, мажор знали больше половины опрошенных. При этом тинейджеры употребляют ништяк в оценочном ключе (ничего, хорошо), а вот старый смысл (остатки, объедки) оказался малознакомым носителям подросткового сленга. Хотя это значение продолжает активно употребляться среди походников — «собрать ништяки».
— Со сленгом нередко происходят метаморфозы, — рассказывает Ирина Левонтина. — Например, чувак употребляется до сих пор, а вот чувиха почти исчезла: современные школьники не опознают слово как «свое». Мужской род стал использоваться как унисекс — например, можно услышать «Чувак, ты мне звонила?» В современном языке много речевых единиц, которые применяются и по отношению к девочкам — например, бро: заимствование из афроамериканского жаргона от brother — брат. Одна приятельница как-то рассказала мне, что сын сказал ей: «Братюнь, чё за негатив?».
Большая часть сленга, употребляемого молодежью, утрачивается с возрастом — потому что на работе есть люди разных поколений и будет неуместно говорить при них подобные слова. Это не плохо или некрасиво — просто бывшим подросткам хочется влиться в коллектив, говорить с ним на одном языке, иначе они себя скомпрометируют.
Многие лексемы продолжают существовать в речи следующих поколений школьников, что видно при изучении детского фольклора. Его трудно исследовать: ребята вырастают, и в том возрасте, когда их можно расспросить, уже не помнят, как разговаривали раньше. Поэтому такой фольклор как бы законсервирован, закрыт в своем мире и сохраняется десятилетиями, плохо просматриваясь из мира взрослых. Это касается не только слов, но и выражений, сказок. Существует всем известная детская дразнилка, которая начинается со слов «жадина-говядина». С помощью нее наверняка стоит ловить шпионов, потому что любой петербуржец скажет «жадина-говядина, пустая шоколадина». В Москве это будет «турецкий барабан», а на большей части территории России — «соленый огурец».
Неясно, какие явления распространятся и приживутся в языке, а какие исчезнут. Иногда в обиход входят даже не слова, а грамматические конструкции. В последние десятилетия активно используется то, что: я не рассчитывал то, что; потому то, что… Другая, относительно новая конструкция, начинающаяся с достал или надоел: достал ныть, достали травить, достали писать.
— С точки зрения лингвистики это сильное расшатывание русского синтаксиса, — отмечает исследовательница. — По моим наблюдениям, то, что крайне редко переносится во взрослую речь. А вот вторая конструкция встречается как среди подростков, так и у старшего поколения.
Важно понять: с рождения человек осваивает мир вместе со своим родным языком и не может отделить его от жизни. Поэтому когда привычная речь как-то меняется, людям кажется, что мир рушится, тем более если собственный ребенок говорит незнакомые слова. Однако ученые утверждают: изменения присущи языку в принципе, и причин для трагического восприятия этой ситуации нет.
Выступление Ирины Левонтиной прошло в рамках Красноярской ярмарки книжной культуры-2017.
Алёна Литвиненко
