Открыв чей-то аккаунт в Instagram, мы видим краткую сводку неких характеристик человека: студент и НГУшник, мама и жена, тренер и коуч, муза и кайфоед… Забавно, но в нескольких словах человек может обрисовать свою идентичность — коллективное представление о себе, которое изучают новосибирские социологи: прежде всего среди сибиряков.
Идентичность появляется, когда индивиды взаимодействуют с окружающим миром в схожих жизненных условиях. Ученые придерживаются двух позиций: идентичность предопределена от рождения или же выстраивается в процессе жизнедеятельности людей — причем в последние годы социологи всё меньше настаивают на врожденности и неизменности представления о себе. Оно определяется человеком, его окружением или же конструируется: внешними силами, сознательно (к примеру, при помощи культурной политики) либо самими людьми в процессах повседневного взаимодействия.
— Как в Академгородке есть стратегия «треугольник Лаврентьева», так и в классических исследованиях идентичности существует «треугольник идентичности», — рассказывает доцент
НГУ, старший научный сотрудник
Института экономики и организации промышленного производства СО РАН кандидат социологических наук
Ольга Геннадьевна Ечевская. — Он предполагает, что идентичность человека и ее социальные последствия можно почти исчерпывающе понять, зная о нем всего три вещи: классовую, этническую и гендерную принадлежность. Возьмем киноленту «Титаник»: в грустном сюжете про любовь и затонувший корабль есть не менее грустная история о социальном неравенстве.
В фильме на корабле две палубы: верхняя, где располагаются аристократы, и нижняя, где пребывают остальные. Если мы видим, что пассажир — белая женщина с верхней палубы или же темнокожий мужчина с нижней, на этой основе можно достроить всё остальное: чем человек занимается, как попал на «Титаник», что там делает и получит ли шлюпку.
Сейчас «треугольник» пересматривается, а идентичность воспринимается как что-то изменчивое, в том числе из-за трансформации общества: урбанизация, глобализация и интенсивность миграций приводят к росту неопределенности из-за приспособления индивидов к меняющейся действительности. На это влияет и усложнение информационных обменов благодаря новым медиа, а также появление Интернета и социальных сетей.
Беда в том, что современный мир гораздо менее конкретен и стабилен. Класс, этничность и гендер никуда не делись, но они уже ничего не определяют однозначно: так, между представителями одного пола существенно меньше общего, нежели различного. Поэтому возникают дополнительные, более важные основания для сходств и солидарностей, основанные на интересах, деятельности, профессии, образе жизни, проблемах… Одно из таких оснований — региональная идентичность человека, яркий пример которой — сибирская идентичность.
— Наше социологическое исследование началось в 2010 году: незадолго до этого проходила перепись, и большое количество людей в графе «национальность» назвали себя сибиряками, — вспоминает Ольга Ечевская. — Кроме того, в принципе много говорилось о национальном и региональном самосознании. Например, люди высказывались о напряженном отношении между центром и регионами или артикулировали свои культурные особенности. В итоге нас с моей коллегой и выпускницей
НГУ Аллой Александровной Анисимовой заинтересовала общность «сибиряки»: кто они, что такое сибирская идентичность и как она работает. В литературе мы нашли пять способов, определяющих эту общность.
Социологи общались с респондентами из Новосибирска, Омска и Иркутска, потому что проявления идентичности очевиднее и заметнее в городской среде: здесь растущая неопределенность современной жизни проявляется наиболее ярко. Информантами были либо эксперты, которые изучают идентичность или конструируют ее через СМИ, либо простые сибиряки — с разным этническим бэкграундом и миграционной биографией.
Первый и самый логичный способ — территориальная общность: родился в Сибири — значит, сибиряк. Технически просто, но неясно по содержанию: как именно место влияет на становление идентичности? Региональная общность предполагает, что сибиряки — люди, родившиеся и долго живущие в Сибири, причем у них уже есть общие интересы, связанные с данной территорией.
— Культурно–историческая общность может включать «коренные народы», аборигенов, — добавляет исследовательница. — Однако общность «современных» сибиряков также имеет культурно-исторические основания. Многие информанты говорили об особенном укладе жизни в Сибири, отличающемся спокойствием, «микроклиматом» свободы: он возник из-за отсутствия здесь крепостного права и наличия больших площадей нетронутых земель, которые приезжали осваивать очень разные люди. Также респонденты упоминали дух «бунтарства» и ассоциировали его с историей «сибирской ссылки».
Этническая общность подразумевает, что сибиряки — смешанный этнос, сложившийся на основе русских, — с вкраплениями казахских, татарских, украинских и ряда других народов. Сибирь — общество переселенческое, а потому для некоторых такая идентичность стала способом «примирить» мультиэтничность. В интервью социологам опрашиваемый рассказывал: в его семье сразу несколько национальностей и религий, и он не может и не хочет выбирать из них что-то одно, а идентичность сибиряка позволяет всё это непроблематично объединять.
— Иногда происходит коррекция идентичности: одна респондентка говорила, что ей хочется назвать себя сибирячкой, но визуально для всех она определенно бурятка, — вспоминает Ольга Ечевская. — Значит, по ее мнению, она сначала бурятка и только потом сибирячка. Такое понимание формируется в локальных социальных взаимодействиях. Если будет контекст, где «сибирскость» сыграет (например, в Москве), идентичность станет актуальной.
Также говорят о психологической общности жителей региона: исследования показывают, что, по мнению самих сибиряков, эту общность составляют особые люди — крепкие, здоровые, с хорошими адаптационными способностями. 20 лет назад ученые уже проводили опрос на данную тему: многие черты потенциального сибиряка, выявленные тогда, вспоминают и опрошенные социологами
НГУ.
«Сибирский характер» проявляется в ситуациях столкновения и взаимодействия с разнообразными «другими». Описывая отличия от «несибиряков» как основания для идентичности, люди говорят о важных чертах вроде упорный — неупорный, честно — нечестно. Сибирский характер — маркер положительной и отличной от других общности с определенным духом. Предполагается, что сибиряк — это надолго, надежно и, хоть немного туповат, но всё вывезет.
— Мало кто каждое утро просыпается с мыслью о том, что он — сибиряк, — отмечает Ольга Ечевская. — Понятно, что это ощущение присутствует в разных формах, но не всегда является основным направляющим вектором. Хотя бывают ситуации, в которых именно эта идентичность становится значимой: при встрече с другими людьми или осознании специфических для Сибири проблем — то есть когда нарушается привычный порядок вещей.
На основе конструктивистского представления об идентичности новосибирские социологи подтвердили: сибиряками не рождаются, а становятся — причем не автоматически, раз живут в Сибири, а когда делают что-то для региона или в регионе. Виды деятельности, благодаря которым можно стать сибиряком, очень разные: чистить лес, родить здесь детей, защитить от угрозы Байкал, каждый день вкручивать лампочку в доме, сообщить стоящему на остановке человеку, что у него кончик носа побелел (если я это делаю, мне не всё равно, а значит, я сибиряк). Сибирская идентичность неоднородна: для человека, называющего себя сибиряком, могут иметь значение культурные особенности, бережное отношение к природе, солидарность и взаимовыручка или то, что Сибирь — не Москва.
Формирование идентичности на макроуровне определяется географическим положением, и речь здесь не только о климате, но и о позиции относительно федерального центра, или об общем ощущении «отдаленности». В исследовании социологов
НГУ представители старшего поколения часто говорили об изменившейся роли Сибири сейчас, в сравнении с советскими временами. Сегодня сибиряки не видят заботы центра о благосостоянии региона или какой-то «большой миссии» в рамках развития страны, но зачастую говорят о «колониальном» положении Сибири в сегодняшней России.
— На микроуровне тоже много факторов, значимо влияющих на формирование сибирской идентичности: в частности, история семьи или переезда семьи в Сибирь — сослали, сами приехали, были героические предки, — поясняет Ольга Ечевская. — Еще идентичность актуализируется с помощью языка. Если я приезжаю, условно, в Санкт-Петербург, прошу мультифору, а мне протягивают ее без вопросов, сразу ясно: человек свой.
Так когда же человек перестает быть просто рожденным в Сибири и становится сибиряком? Чтобы идентичность «включилась», человеку должно стать либо больно, либо как минимум некомфортно, причем часто это происходит в ситуациях практической, повседневной деятельности: люди начинают решать региональные проблемы, видят специфические сложности и становятся сибиряками. Таким «основанием для дискомфорта» может стать уже упомянутое осознание социально-экономического неравенства между центром и регионами. Причем сибиряки с одной стороны чувствуют горечь, а с другой — гордость: да, нам тяжело, но мы держимся, несмотря ни на что.
Сибиряки ощущают «региональную принадлежность» и в других ситуациях: многих объединяют спортивные команды — например, хоккейный клуб «Сибирь». Один из видов деятельности в регионе, наиболее популярный среди молодежи — производство либо потребление определенных товаров. В последнее время появляется заметное количество брендов, эксплуатирующих сибирскую тему.
— Тем, кто работает с иностранными коллегами, это особенно нравится, — отмечает исследовательница. — Так, в линейке компании SPLAT есть паста SIBERRY, где на русском и английском написано: «Для сибиряков и их друзей». Если привезти за рубеж подарок с подобными словами, это воспринимается как прямое «Добро пожаловать в идентичность!» — сразу на телесном уровне, через зубную пасту. Такая потребительская, но в то же время человеческая близость высоко ценится. Другой вариант — использование образа медведя и темы «вольной жизни в суровом краю» (например, бренд I’m Siberian). При этом интересно восприятие «уехавших сибиряков» в России и за рубежом. К примеру, в Москве можно говорить, что ты из Новосибирска без страха быть непонятым, но жителям США название города вряд ли о чем-то скажет — а вот если упомянуть Сибирь, подобных проблем не возникнет.
Алёна Литвиненко
